- Андрей Федорович, как выходец из династии геологов, Вы были просто обязаны выбрать эту профессию?
– Отнюдь. Я выбрал профессию по призванию. Если тебя заставляют и ты занимаешься тем, что не любишь, у тебя просто ничего не получится. Это должно быть у тебя в крови. А здесь мне, видимо, генетические корни помогли, потому что семья у нас геологическая, и отец, и мать, и оба брата отца – геологи. Но все начиналось именно с отца и матери. Более ранние ветки родового древа занимались другим.
Я и родился-то на руднике, так что мой стаж в геологии – 70 лет(смеется). К тому же геологическая терминология сопровождает нашу семью со всех сторон: район моего рождения назывался Оловянинский, отца – Руднянский.
Но, скажу честно, другие профессии рассматривались. Впервые отец отправил меня в геологическую партию в Забайкалье, когда я был в 9-м классе. Вот там пришлось «хватить горя», потому что, кроме прекрасной природы, там были суровые походные условия, клещи и комары. Тайга принимает, мягко говоря, не совсем доброжелательно. Для меня – мальчишки это было очень тяжело. Когда я вернулся, дал себе слово – в геологию не пойду. Но ровно через месяц передумал. Понял – геология затягивает.
Если ты практикующий геолог – каждый день тебя ждут новые открытия, неизведанные места. Все геологические маршруты проложены по местам, где люди, может быть, никогда не ходили. Особенно я это увидел, когда работал за Полярным кругом. Там еще более тяжелые природные условия, еще более дикие и еще более острые ощущения, что ты здесь первый и до тебя здесь никто не проводил той работы, что делаешь ты. Это ни с чем не сравнимое чувство. Этот опыт ты будешь помнить всю жизнь.
Но для работы в геологии необходимы внутреннее состояние и желание. В тайгу или в Арктику попадают на работу многие, но не все туда возвращаются. Дикая природа, с которой приходится сталкиваться, не всем по душе. А мне это нравится.
– Когда последний раз Вы были в экспедиции?
– Если по работе, то в Арктике в 1998 году. Я был там начальником экспедиции. А если говорить о посещении экспедиций, то до недавнего времени каждый год выезжал обязательно. Как весна – тянет в поле. Был на Камчатке, Курилах, Дальнем Востоке, Кольском полуострове, Забайкалье, Амурской области, Бурятии. Это остается в душе, без этого трудно жить.
– Правда ли, что геологи – это особые люди?
– Случайные люди в геологии не задерживаются. Те, кто с гнильцой, тех система выталкивает. Невозможно жить в тайге несколько месяцев в замкнутом коллективе, когда бывают разные обстоятельства (нужно уметь сходиться по характеру, по чистоплотности, по отношению к труду, по работоспособности, не перекладывать свои обязанности на других). Там сразу видно, что ты за человек. Когда партия приезжает на новое место, под вечер, когда все уже уставшие, надо ставить палатки, обустраиваться – кто-то полностью отдает себя работе, а кто-то начинает прятаться. И даже если один сезон коллектив такого человека перетерпит, больше его с собой не возьмут.
– И как же Вам удается после таких понятных и честных отношений вписываться в среду чиновников?
– Чиновники вокруг меня, по крайней мере в нашем геологическом сообществе, нормальные люди. Если ты не будешь в человеке видеть лучшие качества, а будешь зацикливаться на худших – как тогда жить и работать?
Все стараются, работают в силу своих возможностей и сил. Если ты руководитель, надо просто помогать, создавать коллектив и учить-учить-учить каждодневно. Без этого не вырастешь сам. Без этого не будет у тебя ни друзей, ни товарищей, которые будут помогать тебе в работе.
Хотелось бы, конечно, отметить и высокий уровень профессионализма руководителей Роснедр, что помогает при малой численности центрального аппарата Роснедр и его территориальных органов четко выполнять возложенные на нас задачи.
– Кто из людей Вас вдохновил профессионально?
– Что значит вдохновил? Такого вот «бронзового геолога» – кумира нет и не может быть, в моем представлении. Все геологи, с кем я работал, частицу души, знаний или черту характера отдали мне. У всех я учился в тех или иных ситуациях.
Я знаю геологов разного уровня. Со всеми министрами геологии и их заместителями знаком – а их много прошло перед моими глазами. Мой отец тоже одно время был заместителем министра геологии РСФСР. Он начинал практикующим геологом, работал главным геологом на руднике, который занимал первые места в Союзе по разведке и добыче вольфрама. Затем стал начальником управления, потом выше подрос. Просто так ничего не бывает. Не будешь учиться – ничего не получится. А у отца были друзья, которые прошли и фронтовую школу, и геологическую. Так что было у кого поучиться. Выделить кого-то одного не могу.
Их сейчас никого нет в живых – представителей поколения 50-60-х годов, «золотого времени» геологии. А сейчас, к сожалению, произошла деградация этой школы.
– То есть сегодня совсем нет талантливых последователей?
– Отнюдь. Я бы уже давно ушел в отставку, если бы меня не окружали классные специалисты, которые отвечают всем критериям геологической школы. Которые тянут эту лямку, несмотря ни на что. Они и в коллективах «на земле» (так мы называем экспедиции по стране), и в институтах. Очень много классных геологов.
Другое дело, что сегодня со стороны государства отношение к геологии не такое, как было в 50-х. В то время критическая масса геологов была, условно, порядка полумиллиона работников в отрасли, а сейчас не наберешь и нескольких десятков тысяч. В 50-е годы зарплата геолога была на втором месте по Союзу, туда шли лучшие и талантливые ребята, а сегодня зарплаты низкие. Народ не идет сегодня в геологию. Разве можно сравнить. Произошла деградация отрасли.
Поколение 50-70-х создало минерально-сырьевой щит страны. Нет ни одного вида полезных ископаемых, которое не было бы открыто и которое не обеспечивало бы промышленность страны. Все есть у нас. Вот в чем все дело. Когда все это минеральное богатство выложили и стали осваивать, государство решило, что нет необходимости вкладывать бюджетные деньги в отрасль, которая по отдельным видам полезных ископаемых обеспечила страну запасами на сотню лет вперед.
Часть вопросов, которые касаются разведки и добычи, ушла частному сектору. Часть, которая касается наиболее рисковых геологоразведочных направлений, в частности региональные работы, государство еще ведет. Только в эту часть вкладываются бюджетные средства. А основной объем выполняют сегодня недропользователи на привлеченные частные средства.
Основная задача нашего Федерального агентства – создание геологической информации, для того чтобы приходил частный инвестор и вкладывал деньги в разведку, эксплуатацию и добычу полезных ископаемых. Мы создаем информационный ресурс. Это региональные работы, поиски и поисковая оценка. Дальше объект выставляется на лицензирование и недропользователи берут через аукционы объекты, которые осваивают.
– Сегодня геология уже никак не связана с научными исследованиями?
– В советское время была выстроена очень сильная работа по фундаментальным научным исследованиям. Та аналитическая база, которая была в геологических отчетах, была на порядок выше, чем сейчас создает Академия наук. Собственно, ученые и не создают такую продукцию, потому что это невозможно – сегодня уже нет той глубокой научной школы, что была раньше.
Мы сами создавали приборы для исследований, и вело все это Министерство геологии Советского Союза. Я вел это направление в части региональных работ. Мы разрабатывали, производили и применяли приборы на практике. У нас были прекрасные наработки по всем направлениям. Если бы этого не было, то и работать было бы нечем.
В российское время было принято решение, что научной работой должна заниматься Академия наук и институты, относящиеся к системе РАН, либо частный бизнес. А Министерство природных ресурсов и экологии должно применять уже готовые технические средства и наработки.
В итоге сегодня приходится работать на зарубежной аппаратуре. Успели где-нибудь приобрести – отлично. Не успели – работайте без аппаратуры. И гордиться нам в производстве геологоразведочных работ нечем.
Но жизнь внесет перемены. Пройдет какое-то время, и станет понятно, что отечественное лучше и выгодней. Так же, как с отечественным самолетостроением, которое сегодня стали восстанавливать. А я помню, как считали, что заниматься самолетостроением смысла нет, так как можно купить на Западе Боинги. Тогда и геологию прекратили финансировать в части научных исследований – мол, купим все на Западе, рынок все урегулирует. Вот он нам и урегулировал. А сейчас жизнь заставляет возвращаться к отечественным разработкам.
– У Вас за плечами огромный профессиональный опыт. Чем Вы особенно гордитесь?
– Все, что я когда-либо делал, в любом направлении, которое вел, я делал с полной отдачей. Спустя рукава никогда не работал. Это и съемка, и картографические работы, работы по прогнозу землетрясений, гидрогеология, мониторинг состояния недр, научно-исследовательские работы, военно-геологические работы и другие важные направления.
Да, есть значительные достижения. Но все, что мне удалось сделать, стало возможным только благодаря людям, которые были рядом. Если бы не было коллектива, с которым работаешь, невозможно было бы ничего сделать. Один в поле не воин. Это коллективный труд.
– Страна-то наша еще долго будет недрами богата? Не заканчивается ли «безлимит»?
– Отцы наши открывали то, что лежит на поверхности. Сегодня мы изучаем глубинное строение территории и открываем месторождения, которые не дают сигналов на поверхности. Здесь важны интеллектуально-аналитическое и компьютерное направления. Уходим на глубину – там несметные богатства. Чего стоит одна только Арктическая зона!
Я считаю, что геолог, который не верит либо не убежден в том, что будут новые открытия, – это не геолог. Вера должна подкрепляться прежде всего знаниями. Знания нужно наращивать, применять всевозможные аналитические технологии. И прогнозировать месторождения. Будешь заниматься этим – конечно, сделаешь новые открытия, не только месторождений, но и чисто геологические и экологические открытия, которые касаются познаний Земли. Это уже фундаментальные исследования территорий нашей страны.
Своим трудом мы создаем геологическую основу для очень широкого круга пользователей – для градостроителей, военных, мелиораторов, сельского хозяйства. Эти направления имеют в основе ту информацию, которую создают геологи.
Перспектива отрасли колоссальная. И от нас зависит, насколько качественно мы будем создавать информационные ресурсы с высокими прогностическими свойствами.
– Андрей Федорович, что Вы говорите своим последователям, как надо относиться к недрам страны?
– Ничего такого не говорю. Всех младших представителей нашей семейной династии окружают геологи. Они впитали понятия, присущие геологической среде, с молоком матери. Я, может, и подсказывал какие-то вещи, но не более того. К примеру, сказал: «Нужно не нарушать традицию и пойти в геологию». Ну, пошли.
Мне и отец эти вещи никогда не говорил. Ему бы и в голову не пришло объяснять мне значение принципов отношения к недрам страны. Главное – показывать своим личным примером, как Родине служить.